Каратель. Том 4: На острие [СИ] - Михаил Ежов

Сергей вошли в лазарет. Отец Матвей лежал в прозрачной капсуле, но теперь его глаза были открыты. Он повернул голову в сторону открывшегося люка.

— Привет, — сказал Покровский, подходя. — Как самочувствие?

— Нормально, насколько я могу судить, — отозвался священник. Голос у него был тихий и приятный — какой и положено иметь проповеднику. — А как обстоят мои дела на самом деле?

— Всё не так уж плохо, — Покровский взглянул на показания приборов. — Вообще-то я удивлён: мы думали, вы не сдюжите. Пуля царапнула правую ключицу, не задев лёгкое. Мы её извлекли, если захотите, потом посмотрите. Ранение несерьёзное, но вы долго были без помощи, потеряли много крови, началась гангрена. Ещё несколько часов — и вам был бы конец.

— На всё воля Божья! — проговорил пастор тихо.

— Да, само собой, — кивнул Покровский. — Господа нашего Иисуса и мобильного лазарета.

— Не ёрничайте, молодой человек! — священник осуждающе покачал головой. — Если бы Бог хотел взять меня к себе, никакая машина меня бы не залатала.

— Ну, поскольку проверить это мы не можем, предлагаю дискуссию на этом завершить, — Покровский сложил руки на груди. — Мальчик, который был с вами, помог сделать перевязку и ввести обезболивающее, так?

Священник кивнул.

— Его зовут Никита.

— Мы в курсе.

— С ним всё в порядке?

— Да, он здесь. Скажите, пастор, кто на вас напал?

— Не знаю. Какие-то люди.

— В них было что-нибудь запоминающееся? Что бросилось в глаза?

— Пожалуй, да. Кресты.

— Кресты?

— Да. Чёрные на красном фоне.

— Вы знаете, чей это символ?

— Нет. Вначале я решил, что это инквизиторы, но у тех не такие. И они ходят в рясах. А эти… Нет, я не знаю. А вы?

— Слышали про гвардедиасов, святой отец?

— Да, конечно. Тамплиеры. Кажется, их арестовали?

— Нет, амнистировали. И теперь они здесь. Не знаете, что им было нужно?

— Боюсь, что нет, — отец Матвей скользнул глазами по фигуре Покровского, перевёл взгляд на Макса, потом на Хэлен.

— Хэлен? — проговорил он с сомнением. — Это ты?!

— Да, святой отец, это я!

— Что ты здесь делаешь?

— У меня была встреча в вашем посёлке, — ответила женщина, подходя ближе.

Пастор ещё раз взглянул на Макса, остановился взглядом на его красных перчатках.

— Проповедник? — проговорил он задумчиво. — А вы кто? — спросил он Покровского.

— У нас пёстрая компания, — отозвался тот, игнорируя вопрос. — Мы ещё навестим вас, а пока отдыхайте. Вам нужен покой.

— Но объясните, что здесь происходит! Вы знаете, куда тамплиеры увезли остальных?!

Покровский молча ввёл в одну из капельниц какой-то препарат.

— Поспите, святой отец, — сказал он, откладывая шприц. — Набирайтесь сил.

— Зачем ты это сделал? — недовольно спросила Хэлен. — Почему бы не объяснить…?

— Послушай, ты, сраный Проводник! — неожиданно развернувшись, Покровский направил ей в грудь указательный палец. Девушка испуганно попятилась. — Кто давал тебе, мать твою, слово?! Делай, что тебе велел твой Гор, и не суйся не в своё дело! Ты, старик и пацан — мои пленники! Так что, не забывайся! — взглянув на священника и убедившись, что тот начал засыпать, Покровский направился к выходу. — Всё, валим отсюда! — сказал он, открывая дверь. — Серёга, присмотри за стариком.

Глава 28

Покровский поднял перехватчик в воздух и повёл по заданному маршруту на север. До цели оставалось около восьми часов полёта на сверхзвуковой скорости. Перегрузки не ощущались благодаря сложной антигравитационной системе, так что внутри корабля люди чувствовали себя как во время обычного полёта на пассажирском самолёте.

Покровский вскоре переключил перехватчик на автопилот и пошёл спать, заявив, что перед серьёзным делом ему необходимо выспаться. Хэлен, посидев немного, тоже отправилась на боковую. Никита уже полчаса как дремал в одном из кресел, и его решили не будить. В рубке остались только Макс и два штурмовика, Игорь и Дэн. Один сидел с закрытыми глазами, вставив в уши горошины динамиков, и ритмично качал головой в такт музыке, а другой сам с собой играл в шахматы на откидном столике.

Макс читал библию. Чем больше он погружался в древний мир, по которому девять тысяч лет назад странствовал Иисус, пытаясь сделать живших в нём людей лучше, тем больше восхищался личностью этого Богочеловека, воплотившего в себе весь гуманизм, озвучившего альфу и омегу милосердия и любви.Тем обиднее было Максу, что его жертва оказалась напрасной. А ведь если бы человечество следовало его заповедям, то уже давным-давно могло быть жить совсем иначе. Макс улыбнулся своим мыслям: конечно, это было невозможно. Никому и никогда не удавалось сделать людей счастливыми. Но если бы нашлось средство убедить людей следовать заповедям Иисуса, то мир наверняка стал бы совсем другим. Макс попытался представить подобную вселенную, и воображение живо нарисовало картины удовлетворённых жизнью, вежливых, радостных и добрых людей. Макс вздохнул: существует слишком мало тех, кто способен понять учение Иисуса, не говоря уже о том, чтобы следовать ему. Поистине, можно любить Христа, но быть им — невозможно.

Примерно через шесть часов полёта в рубку пришёл Сергей и сообщил, что священник проснулся и хочет выйти из капсулы, и что он собирается разбудить Покровского, чтобы спросить, что делать.

— Валяй, — кивнул Макс, откладывая библию. — Я с удовольствием пообщаюсь со священником. У меня к нему есть несколько вопросов.

Когда Покровский вошёл в рубку, сонно потирая веки, шедший за ним Сергей выглядел несколько обескураженным — видимо, Покровский не сказал ему «спасибо» за то, что он разбудил его из-за священника.

— Ну, что, с ним всё в порядке? — проговорил он недовольным голосом. — Он не свалится замертво ни с того, ни с сего?

— Судя по показаниям приборов, старик вполне здоров. Но у него ведь и не было ничего серьёзного, — ответил штурмовик. — Просто запущенная рана.

— Ладно, выпускай его, раз ему неймётся. Нечего занимать лазарет, коли выздоровел, — Покровский махнул рукой и прошел к креслу.

Сергей вошёл в лазарет. Он вернулся минут через двадцать с отцом Матвеем. Священник был в оранжевом комбинезоне техника — очевидно, Сергей выдал его ему вместо залитой кровью рясы.

— Здравствуйте, господа, — проговорил отец Матвей, останавливаясь в центре рубки. — Позвольте прежде всего